Том 10. Пьесы, написанные совместно - Страница 100

К оглавлению

100

Сарытова. Вы еще спрашиваете! Это ужасно! Чему же верить после этого?

Баркалов. «Ужасно»? «Чему верить»? Не на мой ли уж это счет?

Сарытова. Какое притворство! Вы думали, что ваши городские похождения всегда останутся тайной для меня?

Баркалов (смеется). Так вот в чем дело!

Сарытова. Он еще смеется… Я думаю, мне кажется, вам нужно оправдываться…

Баркалов. Оправдываться? И не подумаю! В чем оправдываться? В том, что я в городе кучу?

Сарытова. Неужели этого мало?

Баркалов. Да ведь все это делается для вашей пользы.

Сарытова. Для моей пользы? Право, вы считаете меня сумасшедшей или дурой!

Баркалов. Ни то, ни другое. Выслушайте спокойно! Хорошо ли будет, если я буду избегать общества, сторониться от каждой женщины? Подумают, что я боюсь какого-то невидимого глаза и именно вашего. Хотите этого? Извольте, я готов! Теперь же если я кучу, то ведь я управляющий, а какой же управляющий не крадет? Ну, и пускай думают. Но если вы не верите мне и хотите стеснять мою свободу, я должен буду вас покинуть. Я не перенесу такой обиды!

Сарытова. Друг мой, я желала бы только, чтоб вы воздержались от этих прогулок и пирушек. Мне начинают ставить в вину ваши неумеренные расходы. Опека придирается, уж слишком внимательно просматривает отчеты. Вот до чего дело дошло. Я уж сто рублей обещала, чтоб только не привязывались с отчетом. Вам необходимо быть осторожнее, необходимо!

Баркалов. Нет, Серафима Давыдовна, довольно; я не могу быть игрушкой вашего каприза.

Сарытова. Как вы безжалостны! Если бы я не любила вас, я бы слушала про ваши кутежи равнодушно! Но я люблю вас страстно, безгранично, как нынче не умеют любить; как же мне не ревновать вас? Вы все для меня! Моя молодость прошла без радостей, и я не растратила моего чувства! Я знала только одну привязанность к моим сестрам, и только теперь, когда встретила вас, я узнала, как можно любить! Как же мне не огорчаться от таких слухов?

Баркалов. Я знаю, что ревность происходит от любви, да мне-то от этого не легче.

Сарытова. Я не знала в жизни, что такое счастье, и если оно так поздно улыбнулось мне, как же мне не беречь его? Пощадите же меня и не говорите о разлуке! Я готова на все для вас!

Баркалов. Если б не ваши капризы, и я для вас готов на все!

Сарытова. О, не столько, сколько я! Нет жертвы, какую бы я не принесла для вас.

Баркалов. Посмотрим. Я буду помнить ваши слова.

Сарытова. Меня не страшит ни молва, ни опека, ничто на свете! Я только молю вас, любите меня!

Марья (входит). Барыня, пожалуйте; барышня приехали. (Убегает.)

Сарытова. Ах, как некстати! (Уходит.)

Баркалов. Кто это ей сплетничает? Это непременно Гурьевна! Погоди, голубушка, я с тобой расправлюсь! Экая досада, не успел денег попросить! Игра начинается, а у меня хоть шаром покати! (Уходит.)

Явление восьмое

Бондырев, Бондырева, Сарытова, Ольга и Настя (входят все).

Бондырева. Знаю, что не ожидала, да нужно, так и приехала!

Бондырев. Что, Серафима, я еще молодец? Хоть ты похвали!

Сарытова. Потолстел-таки.

Бондырев. Ну, уж едва ли! Все меня моционят: посидеть всласть не дают, а уж не то чтоб соснуть после обеда! Боятся, что ожирею.

Бондырева. Не жиру боятся, а кондрашки!

Бондырев (лаская Настю). Э, брат! Ты все еще такая же куцая?

Настя. Да какая же я куцая, дядя? Я уж давно длинные платья ношу.

Бондырева (Сарытовой). С покосом управились, а рожь еще не поспела; вот улучила времечко и приехала!

Бондырев. У вас полон двор экипажей. Ты ступай к гостям, об нас и племянницы позаботятся.

Сарытова. Это гости у управляющего, а не у меня.

Бондырева. Ах, да! Ну так вот что: есть хочу!

Бондырев. Да, червячок-то, того, шелестит. Моционьте, да хоть кормите!

Сарытова. Пойдемте в столовую, сейчас подадут! (Уходит с Бондыревыми.)

Явление девятое

Ольга и Настя.

Ольга. Настя, скажи, ради бога, что у вас тут делается? До нас дошли такие слухи, что верить страшно.

Настя. Ах, Оля! Я совсем измучилась! Уж теперь мы не хозяйки; меня никто не слушает; этот отвратительный Баркалов забрал все в свои лапы. Ну, понимаешь, без него ничего не делается, ничего! Что он скажет, то и свято! А он такой ужасный, отвратительный! Ох, Оля, что тут было, я тебе и передать не могу. Чего я только не перенесла! Пристает, смеется, глумится, а пожалуешься — я же виновата: видишь, характер у меня непокойный! И каждый-то день я тут плакала. До того доплачусь, что губы себе искусаю до крови от злости!

Ольга. Постой, Настя, постой, я так ровно ничего не пойму. Пожалуйста, не волнуйся, а спокойно расскажи все. Отчего этот господин забрал такую власть?

Настя. Как отчего? Мало ли отчего! Подольстился! О, он мастер на это — она и растаяла!

Ольга. Это мы слышали, а больше ты ничего не знаешь?

Настя. Что знать-то? Что ж больше? Просто мама нас разлюбила! Противная! Ах, Оля, если б ее хорошенько, хорошенько! Да мы и примемся! Вот будет хорошо!

Ольга. Да постой же, Настя! Скажи мне по крайней мере, что говорят об управляющем?

Настя. Говорят очень нехорошо!

Ольга. Что же именно?

Настя. Нехорошо и даже страшно. Говорят: пустит он по миру Серафиму Давыдовну, да и барышнев. Раздеваясь, я спрашиваю Марью, как идет у нас хозяйство, а она мне на это: «Хватит управителя ублаготворять!» Как тебе это нравится? (Подумав.) Еще как нехорошо-то! Я все окна проглядела, ожидая тебя!

100