Том 10. Пьесы, написанные совместно - Страница 96

Залешин. Ничего; напротив, это нам на пользу. Надо ж в чем-нибудь если не человеческую, то хоть животную жизнь проявлять; а то растительные процессы совсем одолеют; это еще хуже.

Ренева. Да, пожалуй.

Залешин (указывая в окно). Вон и теленок стоял, стоял смирно, да вдруг и запрыгал боком, боком, нескладно таково! Все-таки ему развлеченье. А вон собака на него залаяла: «стой, говорит, смирно, порядку не теряй!»

Авдотья Васильевна. Так это вы меня с собакой равняете? Покорно благодарю. А уж я полагала, Анна Владимировна, что его испортили злые люди. Вы не подумайте… это бывает.

Ренева. В самом деле, вас не испортил ли кто?

Залешин. Что меня портить! Я с самого рождения порченый.

Ренева. Я вас попрошу, Семен Семеныч, передать мой поклон моему любезному кавалеру Борису Борисычу Рабачеву.

Залешин. Да он сам, чай, явится.

Авдотья Васильевна. Дома их нет, мы заезжали.

Ренева. Не знаю. Не имеет, вероятно, желания; да и к чему? Дальние проводы, лишние слезы.

Залешин. Простое дело-то: проспал, лег поздно. Я вчера видел его невесту.

Ренева. Как, разве он женится?

Залешин. Да, уж это, кажется, дело решенное. По крайней мере она мне говорила, что свадьба скоро, что они хотят дом новый строить.

Ренева. Вот как!

Задумывается. Слышен почтовый колокольчик.

Вот и лошади. Прощайте, улетаю. (Громко.) Даша, едем!

Авдотья Васильевна. Счастливого пути, Анна Владимировна, всего хорошего!

Ренева. Благодарю! Не поминайте меня лихом!

Авдотья Васильевна. Помилуйте, как можно!

Залешин. За что лихом? Спасибо! Осветили нас.

Входит Даша, одетая по-дорожному, в руках у нее пальто, различные платки и шляпка Реневой; Ильич и Степанида выносят чемодан.

Явление восьмое

Ренева, Залешин, Авдотья Васильевна, Даша, Ильич, Степанида, потом Дерюгин.

Ильич. Не так берешься, лапотница.

Степанида. Простите-извините, господин-дворянин, ваше благородие!

Даша. Там еще узлы и коробки остались.

Ильич. Всё мигом вынесем!

Входит Дерюгин.

Дерюгин. Барышня, у нас в деревне неблагополучно!

Ренева. Что такое, что случилось?

Дерюгин. На реке. Такое дело! Вот поди ж ты!

Ренева. Говорите толком!

Дерюгин. Парни мои неводок закинули, ан грех и вышел!

Ренева. Да что же, что?

Дерюгин. Вытащили, да не то, что нужно!

Вбегает Рабачев, одежда и волосы в беспорядке, глаза блуждают.

Явление девятое

Ренева, Залешин, Авдотья Васильевна, Даша, Ильич, Степанида, Дерюгин, Рабачев.

Залешин. Вот он! Я говорил, что придет.

Рабачев. Да, я пришел… Я пришел сюда, а там на берегу, на песке, видел ее… Она лежит на берегу, на песке… белая…

Залешин. Ах, несчастный! Что с ним!

Дерюгин что-то шепчет на ухо Залешину.

А!.. Вот что! Ах, несчастный!

Рабачев. Я посмотрел на нее, долго смотрел… Я хотел бежать от нее… Я бежал, а она, не двигаясь, шла за мной… Или я еще все там, на берегу, подле нее; или она здесь подле меня… (Опускается на стул, хватаясь за голову.)

Ренева. Что-то случилось страшное!.. Выдьте на минуту, выдьте все! Ему нужно успокоиться; я с ним поговорю.

Залешин и Дерюгин выходят направо, остальные налево.

Явление десятое

Ренева и Рабачев.

Ренева. Что с вами? Кто за вами идет? Успокойтесь!

Рабачев (встает). Ах, нет, нет, я с ума сошел. Она там, на берегу… лежит… белая… Пойдемте к ней, посмотрите на нее.

Ренева. Хорошо, мы пойдем. Вы скажите, что случилось? Кто там?

Рабачев. Боже мой! Кто! Да она, Оля моя… Оля Василькова.

Ренева. Что же с ней?

Рабачев. Да она в реке… сейчас вытащили… она на берегу лежит…

Ренева. Да что же… отчего это?

Рабачев. Мы ее погубили. Помните, в тот вечер, как вы приехали, мы с ней были в саду у вас…

Ренева. Так это вы были?

Рабачев. Да. На другой день вы сказали ей прямо в глаза, что вы видели двух счастливцев и что вам было бы очень приятно и весело разбить это чужое счастье. С той поры она и затосковала, и все твердила мне: «Она разобьет наше счастье».

Ренева. Но я ведь не знала…

Рабачев. Вчера еще она ворковала о счастье; мы хотели на-днях обвенчаться; новенький домик хотели построить… Вы пришли ко мне…

Ренева. Ах, не мучайте меня, говорите скорее!

Рабачев. Она, бедная, испугалась, спряталась, а я пошел с вами. Мы катались на лодке, нам было весело; а она в смертной тоске бродила по берегу.

Ренева. Мне больно слушать!..

Рабачев. Вам больно слушать, а каково ей было переживать те часы, пока она додумалась до самоубийства? Пойдемте!

Ренева. Куда? Зачем?

Рабачев. Отдайте мне ее, воротите!

Ренева. Это невозможно.

Рабачев. А невозможно, так пойдемте к ней! Я не знаю, кто из нас виноват, кто убийца. Мы будем судиться перед ней. Если вы виноваты, так я вас утоплю в той же реке и на том же самом месте. Пойдемте!

Ренева. Нет, постойте! Ваше обвинение слишком серьезно и тяжко, чтоб я могла принять его! Я желаю, я могу оправдаться.

Рабачев. Так говорите, я хочу знать правду, всю правду.

Ренева. На нашу с вами встречу и на все, что потом произошло между нами, я смотрела, как на счастливую случайность, на веселое приключение, о котором останется более или менее приятное воспоминание, и только. Мне казалось, что с моим отъездом у вас все пойдет по-старому, что я ничего не нарушу. Когда вчера я увидела у вас дикие порывы страсти, я убежала от вас, я не хотела более встречаться с вами, — я думала, что ваша вспышка сама собой погаснет. Эти порывы, эта экзальтация никогда не ведут к добру. Надо уметь жить. Как же вы не заметили с первого взгляда, что я на серьезную страсть неспособна.