Том 10. Пьесы, написанные совместно - Страница 75

Марья Петровна. Ты ведь шутишь; ну, и я тебе отвечу в шутку. Если б я была из таких женщин, которые позволяют за собой волочиться, я бы тебе сказала, что для мужа ты еще, пожалуй, ничего, так себе, а в любовники к молодой фермерше не годишься, — ей нужно помоложе и помолодцеватее.

Ашметьев. Правда, Marie, правда.

Марья Петровна. Ты, вероятно, скоро уедешь?

Ашметьев. Да, теперь уж мне незачем оставаться. Я жду денег; а теперь мне нужно подумать и изменить кое-какие распоряжения. (Уходит в кабинет.)

Явление шестое

Марья Петровна, потом Мавра Денисовна.

Марья Петровна (у двери в спальню). Мавра Денисовна, поди сюда.

Входит Мавра Денисовна.

Рассказывай порядком, что у вас за история?

Мавра Денисовна. Срамота головушке. Вчера у нас гости чуть не до свету в карты играли. Вот, проводивши их, иду я наверх тихонько, без свечки, чтоб не разбудить ее; а Дуняша мне навстречу. «Пожалуйте, говорит, барышня, я вас раздену поскорей, спать смерть хочется». Какая, говорю, я тебе барышня. А она: «Так где ж, говорит, Варвара-то Кирилловна?» Я сейчас в сад; бегала, бегала, нет ее; я к реке — там пусто, я в рощу, и там ничего. Побегаю, побегаю да домой прибегу, а зубы — так и стучат, лихорадка так и бьет; сижу дожидаюсь, не придет ли, да опять побегу по всем местам. Бегала я так-то до свету до белого; а в доме все огонь горит, потушить-то не догадаюсь, все мне еще ночь представляется. Да тут только мне в голову пришло, что как Михайло Тарасыч уезжали с Дмитрием Андреичем, ждали они на дворе тарантаса, кучер-то заспался, так разговор промеж них был; слышала это я с крыльца-то: Дмитрий-то Андреич все бранил барышню, сердился, а Михайло Тарасыч все смеется: «Погоди, говорит, очувствуется, сама к тебе прибежит». Как вспомнила я эти слова, сейчас села в телегу да марш на завод. Свернула с дороги в кусты, телегу там оставила, а сама тихонечко в сад. Что ж, матушка моя, сидят на балконе за самоваром, чаек попивают, а она, и горюшка ей мало, песенку поет.

Марья Петровна. Как же она туда попала?

Мавра Денисовна. А вот каким манером. Что ей в голову пришло, уж неизвестно, только выбежала она на дорогу вперед гостей, потом прыг к ним в тарантас: «Я, говорит, кататься хочу». Завезли сначала домой Михаила Тарасыча, потом в том же тарантасе к Дмитрию Андреичу; так и проколесили всю ночь. Да мало ли места, верст тридцать объехали! Я ее звать домой, не едет. Я и бранью, и слезами — ничто не берет. «Пожалуй, говорит, поеду к Марье Петровне, а домой — ни за что». Я ее в телегу да закутала своим платком от стыда, чтоб не узнал кто. Привезла ее сюда; в комнаты нейдет, стыдится, что ли, — кто ее разберет! Пошли в сад, окошки у вас в спальне растворены, — она прыг в окно…

Марья Петровна. Так она в спальне у меня?

Мавра Денисовна. Там, матушка. Сидит на стуле, в углу за кроватью, точно каменная, слова не добьешься.

Марья Петровна. Ну, поди успокой ее да и сама-то не беспокойся и не разговаривай ни с кем, а уж мы постараемся уладить дело без огласки.

Мавра Денисовна уходит. Марья Петровна подходит к двери кабинета Ашметьева.

Александр Львович! На одну минуту.

Входит Ашметьев.

Явление седьмое

Марья Петровна, Ашметьев.

Марья Петровна. Пропажа отыскалась.

Ашметьев. Где, где нашли?

Марья Петровна. На заводе, у Малькова.

Ашметьев. У Малькова! Не ожидал… Это чорт знает что такое!

Марья Петровна. Ну, положим, что тут нет ничего удивительного; да дело не в том: не нужно давать пищи для разговора. Я приму похищение на себя; я ее увезла. Понимаешь?

Ашметьев. Понимаю, понимаю.

Марья Петровна уходит в спальню.

Одна на ферму, другая на завод!.. Надо уезжать! Эту поездку в деревню я не могу считать удачною; в наших барских захолустьях, в наших Отрадах, Монплезирах и Миловидах, повеяло меркантильным духом. Я здесь точно трутень между пчелами. Конечно, эти пчелы еще немного меду собирают, но уж шевелятся, хлопочут и начинают жалить трутней и выгонять их из своего улья.

Входит Марья Петровна.

Марья Петровна (в дверь). Я сейчас уверю твоего отца и Анну Степановну, что ты была у меня. А что нам дальше делать, после подумаем. (Уходит в залу.)

Варя (из-за двери). Папка!

Ашметьев. А! Ты здесь! Поди сюда, не бойся, никого нет.

Входит Варя.

Явление восьмое

Ашметьев и Варя, потом Сысой.

Варя. Папка, ты виноват, ты виноват…

Ашметьев. Ни душой, ни телом.

Варя. Нет, ты, ты, я тебе говорила… помнишь? Я говорила…

Ашметьев. Мало ли что ты говорила!

Варя. Ты отчего не остался со мной? Я тебе кричала: воротись, воротись; ты не захотел. Ну, вот я…

Ашметьев. Так за то, что я не воротился, ты и убежала к Малькову?

Варя. Да, за то. Ведь я тебе говорила, что или в омут кинусь…

Ашметьев. «Или на шею к кому-нибудь»! И кинулась на шею?

Варя. Да. А тебе хотелось, чтоб я в омут бросилась? Ишь ты какой! Вот как ты меня любишь!

Ашметьев. Нет, в омут зачем же! Сохрани бог! Уж если выбирать непременно из этих двух решений, так на шею лучше.

Варя. И конечно, лучше.

Ашметьев. А если б ни то, ни другое?

Варя. Нельзя.

Ашметьев. Уж будто?

Варя. Невозможно.

Ашметьев. Да почему же?

Варя. Если б я не говорила, так другое дело; а я тебе сказала, так уж и исполнила…

Ашметьев. Резонно. (Смотрит пристально на Варю.)