Настасья Петровна. Ах, Елена Васильевна, здравствуйте
Андрей. Пожалуйте, маменька.
Гаврила Пантелеич (жене). Иди, иди!
Гаврила Пантелеич, Настасья Петровна и Андрей уходят в дверь налево. Входит Нина Александровна.
Елена и Нина Александровна.
Елена. Мама, что ж это такое?
Нина Александровна. Что, что?
Елена. Он меня совсем знать не хочет! Он не обращает на меня никакого внимания.
Нина Александровна. Тебе так показалось,
Елена. Нет. Он на несколько месяцев уезжает на фабрику и объявляет мне об этом совершенно равнодушно, как посторонней женщине. Где ж его обожание?
Нина Александровна. А ты давеча говорила, что он тебя очень любит…
Елена. А вы давеча говорили, что стоит только приласкать его немножко.
Нина Александровна. Кто ж их разберет? Мы обе ошиблись!
Елена. Ни малейшей даже теплоты, ни малейшего участия ко мне.
Нина Александровна. Да на что тебе его участие? Слава богу, что не сердится, из себя не выходит. Он уезжает на фабрику — ну, и бог с ним! Ты сама желала свободы.
Елена. Конечно, свобода для женщины — дело дорогое; но что же он думает обо мне? Я не могу допускать, чтоб меня подозревали в чем-нибудь дурном. Разве легко сносить презрительное обращение? Да и от кого же еще? От человека, которого я считала гораздо ниже себя… Что за преступление я сделала? Если я несколько виновата, так и он не прав; в нем нет ни ловкости, ни хороших манер… Я не обнаруживаю большой любви к нему… и все-таки он не имеет права, я не подала ему никакого повода презирать меня. Я хочу, я требую, чтоб он простился со мной, как следует порядочному человеку, почтительно, нежно…
Нина Александровна. Все это ты ему скажи, Лена.
Елена. Ах, мама, могу ли я? Я вся разбита, я теряю голову, ум… Я не могу управлять, владеть собой. Поговори, мама, ты с ним!
Нина Александровна. Хорошо, поговорю. Но как я его увижу? У него теперь гости.
Елена. Вероятно, он выйдет; придет же он хоть поклониться нам.
Нина Александровна. Да, конечно. Пойдем отдохни, успокойся. Ты не спала, вот и расстроилась!
Уходят направо. Входят Андрей и Прохор.
Андрей, Прохор, потом Агишин.
Андрей. Какой там дурак накрывал? Шампанского нет. Скажи, чтоб подали бутылки две-три. Нешто проводы без шампанского бывают?
Прохор. Слушаю-с.
Идет к двери и встречается с Агишиным. Андрей идет к двери налево, но, увидав Агишина, останавливается у двери.
Агишин. (не видя Андрея). Кто дома?
Прохор. Елена Васильевна и Андрей Гаврилыч
Агишин. А!.. Он дома?
Прохор. Дома-с, да и родители его здесь.
Агишин. Семейная картина! Ну, так я после зайду. Ты не говори, что я был.
Андрей (подходит к Агишину и берет его за pyку). Нет, что ж, куда же бежать? Уж это зачем же?
Агишин. Новый способ иметь гостей! Тащить их силой, за ворот! Но я, друг мой, зашел мимоходом. Мне очень нужно тут, недалеко, по одному делу…
Андрей. Ну, да полно городить-то! Сюда шел; здесь твои все мысли, и всё — здесь и ждут тебя. А меня и сунуло тебе навстречу. Ну, да ничего, я сейчас еду на фабрику.
Агишин. Ты говоришь какую-то дичь! И вообще я замечаю с некоторых пор, что ты ко мне странно относишься. Ты что-нибудь имеешь против меня? Если мы тобой не объяснимся и если мы не станем по-старому приятелями, то я должен буду расстаться с тобой навсегда, как мне ни приятно знакомство с вашим домом.
Андрей. «Что-то» да «как-то» — это все канитель! Ну какого еще черта! А по-нашему — начистоту! Коли заговорили, так давай договаривать. Ты думаешь, я ваших штук не вижу? А если вы хотели меня дурачить, так ошиблись!
Агишин. Но я не понимаю… я все-таки не понимаю… Для меня ново, неожиданно…
Андрей. Полно, Николай Егорыч, полно! Что тень-то наводить — дело ясное. На дуэли мы с тобой драться не будем: коли дело плохо, ты его стрельбой не поправишь; сколько ни пали, а черное белым не сделать! А если у вас дальше пойдет и шашни свои ты не оставишь, так, пожалуй, ноги я тебе переломаю; за это я не ручаюсь, от меня станется. Вот теперь разговаривай с женой. Прохор, доложи Елене Васильевне, что господин Агишин желает их видеть.
Прохор уходит в дверь направо.
А со мною говорить больше не об чем; я все сказал, что тебе знать нужно. (Уходит в дверь налево.)
Агишин. Нет ничего хуже, как иметь дело с этими дикими. Какой дурацкий апломб! Какая уверенность в своих супружеских правах! То ли дело — развитые, современные мужья! Они как будто конфузятся, стыдятся своего привилегированного положения и уж нисколько не верят в неприкосновенность своих прав. Порядочный муж, коли заметит что-нибудь такое, он сейчас устранит себя… Как-нибудь да устранит… ну, там застрелится, что ли… А этот говорит: «ноги переломаю»… Да он и сделает. Вот так и гляди теперь по всем сторонам, так и поглядывай.
Входят Елена и Прохор, который проходит в среднюю дверь.
Агишин, Елена, потом Нина Александровна.
Елена. А, Николай Егорыч! как кстати! я вас ждала. Ну, что же, мы едем за границу? Вы обдумали, решили, готовы?
Агишин (оглядываясь). Что вам угодно? Что вам угодно? (Тихо.) Да, я готов.
Елена. Ну, так пойдемте и объявим об этом открыто мужу. Надо ж его, бедного, развязать и дать ему право совсем освободиться от меня.
Агишин (улыбаясь). «Бедному»! А вы, кажется начинаете чувствовать нежность к вашему мужу?